< !-- Google Tag Manager (noscript) -->

ACTA SLAVICA IAPONICA

Volume 16 (1998)

Конец Владивостокской школы японоведения:
Протокол допроса Н.П. Овидиева

Амир А. Хисамутдинов

Введение
Протокол Допроса обвиняемого Овидиева Николая Петровича
Источники
Библиография
Приложение: Персоналии



Основу изучения Японии на русском Дальнем Востоке заложили преподаватели Восточного института, основанного во Владивостоке в 1899 г. С окончанием гражданской войны многие профессора института, ставшего в это время университетом, выехали за пределы Владивостока, одни оказались за границей, другие отправились в европейскую часть России. Крах старой Владивостокской школы японоведения приходится на 30-е годы, когда был закрыт Дальневосточный государственный университет (ДВГУ). Некоторые историки связывают новый виток репрессий на Дальнем Востоке с появлением в Хабаровске комиссара гос-безопасности 3-го ранга Г.С. Люшкова. Но еще задолго до его приезда произошли "чистки" в ДВГУ: высланы из Владивостока преподаватели (китаевед А. Маракуев* и др.), арестован Ц. Бадмаев*. Типичным для репрессий в СССР было то, что большие дела заводились после ареста некоторых крупных руководителей. Когда в Москве предприняли попытку ареста Яна Гамарника* (конец мая 1937), то сразу же задержали во Владивостоке его ближайшего единомышленника Георгия Крутова* (4 июня 1937), затем наступил черед начальника Управления НКВД по Приморскому краю Терентия Дерибаса. Вскоре очередь дошла и до начальника Приморского областного управления (ПОУ) НКВД Якова Визеля* (4 августа 1937).
Кто является автором дела, по которому прошли многие владивостокские японоведы, сказать трудно. Вероятно, оно было коллективным "творчеством" сотрудников НКВД и их добровольных помощников, началось еще под руководством Я.С. Визеля. Тогда еще дела востоковедов не были объединены. В основном им предъявлялись обвинения в троцкизме и шпионаже, что являлось обычной практикой в те годы. 23 июня 1937 года в Хабаровске арестовали бывшего директора ДВГУ А.В. Пономарева*, друга Г.М. Крутова. Хабаровские чекисты особо не церемонились и вскоре последовало его "признание". Через шесть дней, 28 июня арестовали помощника директора ДВГУ по хозяйственной части А.П. Ещенко. 14 августа 1937 г. владивостокские чекисты задержали преподавателя М.Н. Вострикова*, который в жизни Пономарева сыграл свою трагическую роль. Являясь секретарем парткома ДВГУ, он предложил исключить из членов партии Пономарева, как бывшего царского офицера. Вскоре А.В. Пономарева освободили и от обязанностей директора ДВГУ и он уехал в Хабаровск, где вскоре был арестован. Во время допросов бывший директор вспомнил незаслуженные обвинения Вострикова и решил ему отомстить, выдумав преступления секретаря парткома.
31 августа 1937 г. арестовали японоведа К.А. Харнского*. В постановление о его аресте отмечено, что он [...] достаточно изобличается в том, что является агентом одного иностранного государства, в пользу которого вел шпионскую работу в СССР [...] (Дело К.А. Харского. Л. 2). О "контрреволюционной организации" пока не говорилось ни слова. 8 сентября 1937 г. задержали другого японоведа — К.П. Феклина*. 21 сентября 1937 г. наступил черед заведующего кафедрой японского языка ДВГУ Н.П. Овидиева*. Тогда-то, по нашей версии, чекисты и решили объединить все дела востоковедов и на свет появилось "Дело № 1404 контр-революционной шпионско-вредительской организации, существовавшей в ДВ Государственном университете, входившей в состав правотроцкистского заговора на Дальнем Востоке". Ведение дел шло под пристальным вниманием начальника ПОУ НКВД капитана госбезопасности М.И. Диментмана*, который сменил Визеля. 5 ноября 1937 года арестовали З.Н. Матвеева*, В.А. Войлошникова*, И.Т. Быкова, Е.С. Нельгина*, а на следующий день наступил черед и последнего — И.С. Менка. Надо отметить, что были арестованы и другие востоковеды, задержаны и японцы — преподаватели ДВГУ (С. Тонегава* ). Они все были подвергнуты сильным истязаниям и пыткам. Одна из жертв 3-го отдела ПОУ НКВД вспоминал в 1939 году: "С Хреновым (сотрудник НКВД - прим. А.Х.) я встречался один раз (июнь 1938 г. - прим. авт.), но видел жертвы его работы. Я лежал в тю-ремной больнице с арестованным Романюком из Тернея, который рассказывал мне, что во время допросов у Хренова последний посадил его задним проходом на ножку стула, продавил его, и ножка прошла через задний проход и вышла в живот. Романюк и сейчас жив, но он калека, он просил отравы, чтобы скорее умереть. Мимо меня проходило много жертв Мочалова (начальник отделения) и их группы. Арестованные рассказывали, что Хренов допрашивал их в пьяном виде. Мочалов — это садист, он жаждал крови, он отрывал людям семенники. Серебряков говорил мне, что Мочалов вставлял ему в задний проход штепсель и говорил при этом, что не вытащит штепсель до тех пор, пока не закипит у него". (Собр. А.Х.) Надо подчеркнуть, что аресты среди восточников не были какимто особым событием в череде репрессий. Наоборот, как показали исследования, аресты среди ученых были обычным явлением среди советского населения.
Обвинения НКВД в адрес востоковедов ДВГУ можно проиллюстрировать протоколом допроса японоведа Николая Петровича Овидиева, которого сделали руководителем вымышленной шпионской организации. В обвинительном заключении по его делу говорилось: "Органами НКВД вскрыта и ликвидирована контрреволюционная, шпионско-вредительская организация, действовавшая в ДВ. Государственном университете. Следствием установлено, что названная организация входила в состав право-троцкистского заговора и была создана по прямому заданию руководства заговора в лице Крутова [...]". В каких преступлениях уличался японовед? В переводе на русский язык книги по истории Японии, приглашении на работу преподавателей-японцев, реорганизации кафедры японского языка. Также обвинениями послужили отголоски споров о лингви-стике, а также должностные прегрешения: отсутствие планов и учебников. Могут показаться более серьезными обвинения в шпионаже и связи с "японским резидентом" — генеральным консулом Японии во Владивостоке Ватанабе Риэ*. Но, как показали реабилитационные дела 1950-х годов Приморского управления КГБ, обвинения его в шпионаже были лишены всяких оснований, также как и в отношении его коллеги, генерального консула Японии в Харбине Миякава Фунао. Он был ген. консулом и во Владивостоке. После окончания второй мировой войны Миякава был захвачен в Маньчжурии и отправлен в Москву, где так и не могли предъявить серьезных обвинений (Бобренев В.А., Рязанцев В.Б.). Согласно последних публикаций и находок в архивах, никто из зачинщиков дел на бывших сотрудников ДВГУ не понес наказания.
При публикации оставлена стилистика документа. В некоторых случаях внесены незначительные поправки. Судя по машинописной копии протокола допроса, Н.П. Овидиев вносил в них грамматические исправления. Биографии, отмеченные *, даны в приложении.